Константин Водянов: Ярмарки насекомых отживают последние годы

Константин Юрьевич Водянов, главный научный сотрудник Воронежского краеведческого музея, рассказал BOTSADY.ru, как собирал коллекцию тропических бабочек ещё в Советском Союзе, как функционируют энтомологические ярмарки и о законности коллекций и сбора материала.

— Константин Юрьевич, расскажите, как вы начали собирать бабочек?

— Насекомыми я болею с детства, и уже в дошкольном возрасте для меня не стоял вопрос «чему себя посвятить». Меня интересовали и камни, и птицы, и цветы, и насекомые, но сознательно собирать бабочек я начал где-то в старшей школе. Хотя мне тогда казалось, что бабочки — это девчачья тема, а жуки — это круто. С возрастом я понял, что препарировать и собирать бабочек значительно сложнее, чем жуков, чтобы их добыть, надо ни один пуд соли съесть.

Тут тоже живут бабочки (Гиндукуш)

Я поступил в университет и моё хобби продолжило развиваться. Я начал ездить в экспедиции, на практики. Тогда в таких поездках за счёт государства оплачивался поезд и ездить можно было по всей стране, тогда ещё СССР. Получилось так, что первая экспедиция у меня была в Сихотэ-Алинский заповедник, это Приморский край, а производственная практика прошла в Алтайском заповеднике.

Мы были в районе Куркуребажи, местные говорили, что там ходят только Тувинские браконьеры, нас забросили туда на вертолёте и мы спускались своим ходом. И всюду я собирал насекомых. 

Парусник Маака

Окончил университет я в 1989 году. На переломе эпох всем было достаточно сложно, наука не финансировалась, зарплаты задерживали, все подались кто куда. Но при этом открыли границы, сняли железный занавес, и оказалось, что коллекционеров насекомых в мире очень много, особенно в Германии, Чехии, Франции, Италии и Японии. А поскольку из-за железного занавеса они испытывали жесточайший дефицит материала с terra incognita — USSR, то возник определённый ажиотаж. 

На ловчем месте (Восточный Памир)

Надо сказать, что ещё учась в университете, я вёл переписку и обмены. По закону о валютных операциях покупать и продавать ничего было нельзя. Приходилось меняться по бартеру: бабочки, собранные в Союзе — на зарубежных бабочек. Посылки приходили из разных стран, родители очень переживали, что мне приходило по восемь писем из дальнего зарубежья — капиталистических стран, по одной две-посылки в месяц, боялись, что мной заинтересуются в органах.

В 1991 году можно было уже выезжать, я поехал и смог реализовать излишки своих сборов за настоящие деньги. В мире существуют специализированные ярмарки, самая крупная — Франкфуртская биржа насекомых, открытая ещё Отто Штаудингером в XIX веке, которая работает до сих пор. В восточной Европе самая крупная ярмарка была в Праге, и как раз в 1991 году там впервые разрешили продавать насекомых за свободно конвертируемую валюту, не только на кроны, а и на немецкие марки. Мне удалось тогда подзаработать. 

Благодаря обмену, который продолжался долгие годы, возникла эта коллекция. Вообще среди коллекционеров из Советского Союза экзотика была очень модной темой: всё было закрыто, посмотреть на неё было сложно, всё было недоступно, поэтому интересно.

Парусник Гонрата

Как-то так сложилось, что меня изначально больше привлекала родная фауна, может отложило отпечаток то, что я не просто коллекционер, а ещё и учёный. Экзотику я называю «цветными лоскутками», так как науки в них особой нет. Дело в том, что весь мир традиционно поделён на сферы влияния, сферы научных интересов, так уж повелось, что Российская империя и Советский Союз были обделены тропическими колониями. Русским оставалось изучать сферу своих интересов, благо она тоже достаточно широка и высока.

Я ездил несколько раз в тропики просто за впечатлениями, конечно, ловил бабочек, было собрано много материала, но чисто для собственной коллекции, а не ради научных достижений — это уже всё изучается веками. Многие мои коллеги из России заблуждались, им казалось, что они приедут в тропики и смогут наловить редкостей. Ничего подобного. Как и у нас: чтобы найти по-настоящему редкую бабочку, надо либо лезть в горы на огромную высоту до снежных высот, где нет дорог, либо в непроходимые места вдоль рек — тогда это будет редкость. Также и в тропиках — вот бабочки вокруг тебя кружатся, но это банальные вещи, которые никому по общему счёту не нужны, их на ярмарках продают килограммами за копейки на вес. 

Граница с Китаем

В тропики имеет смысл ехать только за впечатлениями, в последние разы, когда я ездил в экспедиции, я даже не ловил. Была определённая шумиха, что в одной стране задержали коллекционера, в другой. Считаю, что это происходит от глупости и наглости, я всех их лично знаю. Безусловно, если кто-то попадает в неприятные ситуации, комьюнити будет стоять, корпоративную этику будет блюсти, я пишу письма, поддерживаю, собираю подписи, но внутренне я понимаю, что всё гораздо проще. Человек не озаботился изучить режим, собрать необходимые документы, в конце концов, «поставить бутылку» какому-нибудь леснику, с которым можно договориться и долю малую взять от большого. 

Так что всю эту красоту на выставке я по большей части когда-то сам ловил, сейчас в основном я везде езжу с фотоаппаратом и снимаю их в природе — это гораздо интереснее. 

Редчайшая бабочка Памира —  Парусник автократор (самодержец)

По нашей стране и сопредельным странам я езжу предметно, пишу книги. Чтобы описать или открыть новый вид, одних фильмов и фото не хватит, тут нужны овеществлённые доказательства, тут приходится изымать насекомых из природной среды, нужно заключать договоры, во всех этих странах есть академии наук, с которыми можно сотрудничать. 

— А как вы начали экспонировать бабочек в музее?

— Когда у меня образовалось какое-то количество интересных насекомых, за неимением достаточного финансирования в бюджетном секторе пришлось крутиться по-своему. Я работал в музее в субботу и воскресенье, а выходные у меня были по понедельникам и вторникам, я брал выставки, договаривался со школами, всем показывал, беспрерывно шли экскурсии для всех классов, вечером перевозили коллекцию в музей, ночью развешивали. Впоследствии вторую выставку я уже отправил по разным городам, и с ней уже ездил менеджер. 

Музейная выставка планировалась как временная. Владимир Васильевич Слепченко, прошлый наш директор, как-то мне заявил: «Константин, я слышал, будто у вас есть какая-то коллекция бабочек, принесите, я посмотрю». Я ему объяснил, что привезти её нельзя и пригласил домой. Они приехал, посмотрел, и сказал, что это готовая экспозиция, предложил повесить. Я взял и повесил. 

— То есть эта ваша частная коллекция, которая экспонируется?

— Абсолютно верно, причём я, как сотрудник музея, ничего с этого не имею. Я не плачу аренду, но и не получаю прибыль, кроме премиальных. Но не зря говорят, что нет ничего более постоянного, чем временное. Сменился директор, теперь у нас Елена Анатольевна Вычерова, а коллекция с 2005 или 2006 года так и висит. Благо я здесь работаю, я слежу за коллекцией. У меня есть приличный запасный фонд, если какой-то экземпляр выйдет из строя, я могу его быстренько поменять. Раньше здесь лежали книги отзывов, но после пятой мне надоело. Там было написано, что очень нравится, что коллекция ухоженная. Я по возможности смотрю где какие коллекции, например, я был в музее Зоологического института РАН в Санкт-Петербурге, там, конечно, коллекция богатейшая, но она скрыта от глаз посетителей, а та, которая демонстрационная — в плачевном состоянии. Из всех коллекций, которые я видел по стране, самая приличная, наверное — в Зоологическом музее МГУ. К сожалению, Свиридов Андрей Валентинович, который ей занимается, уже старенький и ему очень тяжело работать. У него колоссальный объём коллекций, мы с ним хорошо знакомы. Но там коллекция ухоженная. А так сохранять насекомых — это очень трудоёмкая работа. 

— Насколько сложно хранить экспонаты?

— При надлежащих условиях бабочки хранятся очень долго, неизвестно сколько, поскольку самые старые документальные сборы — это линнеевские коллекции, описанные им в 1758 году. Но здесь существуют определённые правила. Во-первых бабочки боятся света. У них бывает окраска двух типов: оптическая и пигментная. Оптическая она потому, что чешуйки определённой формы преломляют свет и отражают определённый спектр. Бабочки с оптической окраской не боятся ничего, у них нет пигментов, они не разрушаются. Чёрное конечно выгорит — это меланин, синяя, зелёная окраска останется. Если её полить подсолнечным маслом — она обесцветится, дифракция пропадёт. А пигментные окраски нестойкие, особенно красные — каротиновая группа. Они обесцвечиваются. Поэтому солнечного и вообще яркого света они не любят. Как вы видите, в зале музея они находятся в тёмной комнате, и я даже прошу смотрителей гасить свет, когда заканчивается экскурсия. Во-вторых, безусловно влияет температурно-влажностный режим: если бабочки отсыреют, они изменят форму, к тому же на них может поселиться какой-нибудь грибок, плесень. В-третьих, насекомым угрожают насекомые — музейные вредители жуки антренусы триболиумы, личинки моли. От них лучше всего помогает парадихлорбензол, но он, к сожалению запрещён, поэтому приходится что-то придумывать. 

— А вы обучаете методике работы с бабочками детей?

— Сейчас нет, раньше это было, при прежних подходах, когда дети не зацикливались на ЕГЭ, работали кружки. Мы работали и со станцией юных натуралистов, и с дворцом молодёжи, мы и олимпиады проводили. Сейчас, во-первых, коллекция — это дело не вполне законное. Существует закон о зоологических коллекциях от 1993 года, по нему все коллекции должны подлежать занесению в государственный реестр, а другие незаконны.

— Это касается только животных?

— И животных, и растений. Коллекции, которые на тот момент находились в частной собственности, должны были тоже регулироваться, иметь номер. Эту коллекцию мы регистрировали через Росприроднадзор, а новые коллекции частным лицам собирать нельзя. Иногда ко мне приходят ребята, некоторым я помогаю поступить в Университет. В университете этим можно заниматься, но я всё равно всем говорю, что лучше ничего не хватать, а просто зафиксировать. Сейчас смартфоны у всех есть — сфотографируй, загрузи в iNaturalist — и это уже большой вклад в науку. 

— Как вы относитесь к этому закону?

— Я один из авторов Красной книги. Конечно, поддерживаю. Но во всём нужна мера, не нужен фанатизм. У нас, я считаю, это нормально. Любители, когда собирают бабочек губят материал. Никогда не записывают, не умеют расправить. Препарация — это тяжкий труд, всё нужно увлажнить, размочить, расставить, расправить. Но в Европе тоже перегибы. Там за всё вплоть до крапивниц и капустниц в Красной книге и за всё штрафы. Там большой авторитет у зелёных. 

— Как тогда функционируют ярмарки?

— Они отживают последние годы. Старые коллекционеры ещё приезжают, обмениваются, молодёжи немного. Пражская ярмарка была второй по величине, она была на границе неизведанной и изведанной земли. С развитием в России этого бизнеса она утратила своё положение. Осталась Франкфуртская, потому что она самая большая. Всё смещается на восток, например, сейчас возникла Московская ярмарка, очень неплохая. Более того, в этом году работала только она, вся Европа была закрыта. 

— И там только частные коллекционеры с зарегистрированными коллекциями?

— Не только, строгость законов компенсируется их несоблюдением. Это серая сфера. Благо я состою в энтомологическом обществе академии наук, всегда стараюсь оформлять бумаги. 

— Скажите, пожалуйста, пару слов о гербарной выставке, я читала, что в подготовке принимали участие студенты.

— Да, видите, здесь везде штампы ВГУ. В условиях пандемии меня попросили сделать выставку о лекарственных растениях. У нас в музее давно был хороший гербарий, потом где-то перед моим приходом, в конце 90-х, в хранилище фондов случилась авария — прорвало трубу отопления и под напором кипяток ударил в потолок. Все чучела были в побелке, их пришлось очищать, а гербарий так просто плавал. А когда высох, покрылся плесенью. Спасти его не удалось, пришлось списать. Теперь гербария у нас нет, а так как выставку попросили сделать, я обратился к коллегам из университета. Они предложили помощь, и гербарные листы безвозмездно передали. Когда выставка закончится, она пройдет фондо-закупочную комиссию, и это будет началом нового гербария музея. В проекте новые сборы. Мы сотрудничаем с Аграрным университетом, и они имеют права законно передать нам даже краснокнижные виды. Так что будем надеяться, что скоро наш гербарий станет настоящей полноценной коллекцией!

Станислава Карпухина, специально для BOTSADY.ru

Портал BOTSADY.ru работает при поддержке PR-агентства «Гуров и партнёры»