Александра Баркова: Я вписываю мифы о растениях в контекст современной культуры

Этим летом в Ботаническом саду МГУ имени М. В. Ломоносова идут экскурсии «В зеркале мифов: рассказ о 12 растениях Альпинария», которые проводит фольклорист и автор множества научных трудов Александра Баркова. Мы поговорили с Александрой Леонидовной о тоске современного человека по природе, распространённых «мифах о мифологии» и о том, как ботаника может обрасти культурологией.

— Как появилась идея проведения «мифологических» экскурсий по Альпинарию Ботанического сада МГУ?

— Идея возникла из простой вещи — необходимости лечиться от проблем ишемии мозга: мне обязательно надо бывать на свежем воздухе и обязательно надо гулять. При объёме моей научной работы некогда делать ни то, ни другое. Подруга, которая как раз работает в ботаническом саду, обмолвилась, что им нужны экскурсоводы. «Что, вам нужны экскурсоводы? Я несколько раз в неделю смогу гулять, дышать вашим потрясающим воздухом, и мне ещё деньги будут за это платить? Конечно, я к вам бегу работать». Так она и возникла, из соображений абсолютно утилитарных, медицинских. 

— Расскажите чуть подробнее, что происходит на экскурсиях.

— На экскурсии я прежде всего рассказываю мифы, связанные с самими растениями: с папоротником, тисом, полынью, ивой, маком, можжевельником, аконитом, рябиной, берёзой, орехом. Я вписываю эти мифы в контекст современной культуры, потому что иначе это просто приятное времяпрепровождение. Ты послушал всякие сказочки — дикие люди верили во всякую ерунду— ну и ушёл довольный тем, что ты в эту ерунду не веришь. А когда это ставится в контекст современных верований, ты понимаешь, что и древние люди были не такие уж и глупые, да и современные не всегда и везде правы. 

Когда я рассказываю о берёзе и о бересте, я развенчиваю миф о том, что русские язычники на ней писали. Или про полынь привожу очень смешную интернетовскую версию, гласящую, что от полыни якобы теряют зрение любители абсента. Конечно, от избыточного потребления абсента зрение ухудшается, но полынь тут ни при чём. Это очень забавная трансформация древнего представления о том, что полынь положительно влияет на зрение. И то, и другое — миф, но вот так они изменяются. 

Или когда я рассказываю об аконите, я говорю про современные сайты, посвящённые так называемому целительству, на которых подробно описывается, как аконит полезен для здоровья. Он, конечно, полезен в микроскопических дозах, но это же страшнейший яд. Поясняю, как надо верифицировать информацию, в которой человек не компетентен, обращаю внимание, что на тех же самых сайтах рассказывается много очевидной чуши. И если вам на таком сайте пишут о пользе некоего растения, может быть, оно тоже не очень полезное. 

— Вы рассказываете о древних и современных людях. Как менялось со временем отношение к природе, особенно в городах, и как оно изменилось в последние два года, в пандемию? 

— Я не думаю, что пандемия как-то радикально изменила отношение к природе, по крайней мере не замечала этого. Наше отношение стало меняться где-то с годов 60-х XX века, потому что европейская культура вошла в такую стадию развития цивилизации, когда природа из жизни человека оказалась просто-напросто вычеркнута. И тогда сразу возникает культ природы. Допустим, в 60-е годы этот культ выражался в туризме — «лето, море, пароход, по Кавказу турпоход». Туризм был обязательным хобби советского человека. 

Мы сейчас в основном видим природу на заставках мониторов наших компьютеров. Поэтому возникает такой «праздник», как День осеннего равноденствия, который ни в какой традиции не был праздником, потому что праздновать абсолютно нечего. Примерно на это время приходился праздник урожая, но он каждый год в разное время — когда урожай, тогда и праздник. И само осеннее равноденствие не праздновал никто и никогда, его начали отмечать в Америке как раз где-то с середины 60-х годов, потому что это время разрыва с природой, который уже осознаётся, и человек пытается хоть чем-то его компенсировать. 

Надо сказать, что европейская цивилизация к такой тоске по природе шла в принципе довольно долго, потому что, если говорить о нашей цивилизации, ей примерно полторы тысячи лет. Японцы до тоски по природе дошли, например, к X-му веку, когда японские аристократы строили себе усадьбы с ручьями, замшелыми камнями, с ивами над водами. Всё это создавалось, конечно, на сто процентов искусственно, но должно было выглядеть естественнее и натуральнее самой Природы-матушки. Японская культура дошла до этого 1000 лет назад. И в какой-нибудь английский романтический парк, который, опять же, должен быть естественнее Матушки-природы, свозились деревья и специально «мшились» валуны. 

И мы сейчас тоже дошли примерно до такой степени тоски по природе. Наше нынешнее ожесточённое озеленение, в смысле партии «зелёных», и наша помешанность на экологии — оно всё оттуда же. Конечно, человек тоскует не по настоящей природе, он тоскует по природе красивенькой, с чистыми дорожками и без комаров. Для меня это культурное явление, которое чуть постарше меня, ему в целом где-то больше полувека. Что пандемия что-то тут изменила, честно, не замечала. 

— Тогда получается, что ботанические сады — это как раз идеальная природа и ещё какое-то количество знаний, без которых современный человек не может?

— Я не думаю, что люди, которые ходят на экскурсии в ботанический сад, ходят за знаниями. Они ходят за тем, чтобы осмысленно провести время на природе. Если ты будешь гулять просто так, не получишь достаточного количества эмоций, а если не получишь достаточного объёма эмоций, то не получишь достаточного всплеска гормонов, а если не получишь достаточного всплеска гормонов, то мозг не обогатится кислородом. А по сути своей мы идём как раз за эмоциями, за всплеском гормонов и кислородом. На самом деле в ботаническом саду можно делать экскурсию на любую тему, и это будет очень полезно как для здоровья, так и для усвоения материала. Потому что обогащение мозга кислородом, в свою очередь, облегчает усвоение информации. 

— Насколько сложно было адаптировать свои знания под ботанический сад?

— Проблемой было выучить текст — я занимаюсь универсалиями культуры, тем, как работают механизмы нашего мировосприятия, как из эмоций делаются мифы в узком смысле слова, литературные и визуальные образы, которые потом будут воплощаться людьми интуитивно вне зависимости от их культурного багажа. В книге «Подросток. Исполин. Регресс» я показываю египетскую палетку Нармера (3000 лет до нашей эры) и картину Павла Корина «Александр Невский», а затем объясняю, что они устроены по одним и тем же законам мировоззрения. А конкретный пласт информации, к тому же связанный с растениями, был для меня просто фактографически новым. Набрала материал, один раз прошлась по саду с сотрудниками, наговаривая текст и проверяя, ошибаюсь ли я где-то в ботаническом смысле. Дальше было действительно интересно, как ботаника обрастает культурологией. 

— Какими проектами вы сейчас занимаетесь помимо экскурсии в ботаническом саду?

— Главный проект, которым меня взяли за горло — это книга по славянскому язычеству. Я очень не хотела её писать, но понятно, что писать её надо, и писать надо мне. Между Монтекки и Капулетти я Меркуцио, а его, как мы знаем, убили первым, но тем не менее. Ситуация такая: есть сторонники Бориса Рыбакова, которые прочитали два тома его «Язычества...», рассуждают про Рода как верховного бога славян, называют себя родноверами, рассуждают про крокодилов в Древней Руси...

С другой стороны, есть очень строгая филологическая наука, которая отметает все построения Рыбакова. Также есть твёрдая почва этнографии, которая отвергает «достраивания» образов богов, ссылаясь на то, что мы ничего не знаем, — это правильно, но скучно. Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, ни к третьим. В чём-то я согласна с Рыбаковым, в чём-то — с филологами, где-то я позволяю себе достраивать образы древнерусских божеств и даже ввожу имена богов Конёвичей, потому что нам про их культ многое известно, а параллели с Индией позволяют дать это условное имя. 

И раз у меня идут экскурсии по ботаническому саду, в эту книгу я добавила материал по мифологии русских растений и обнаружила, что виды, являющиеся скорее «благими» в Западной Европе, у нас носят отрицательные характеристики. Например, рябина в западноевропейской мифологии защищает от нечисти, а у нас её название происходит от прилагательного «рябая» — понятно, что в Древней Руси ничего хорошего рябым не назовут. У нас рябина — ведьмино растение. За неё даже немного обидно.

Это один большой проект на настоящее время, а глобально я планирую рано или поздно вернуться к написанию цикла книг «Холодные камни Арнора», основанных на приложениях к «Властелину колец» Толкиена. Здесь я не могу не сказать про тот же самый аконит. Когда я писала «Гондору не нужен король», мне был необходим список альпийских лекарственных растений, которые в случае передозировки становятся ядом. Для надёжности я попросила своего друга, студента биологического факультета, составить такой список. Толкиен очень серьёзно увлекался ботаникой, и компетентные товарищи говорят, что во «Властелине колец» количество ботанических названий, употреблённых правильно, находится чуть ли не на втором месте после Библии. Я и сама серьёзно отнеслась к этому моменту и писала цикл «Холодные камни Арнора» буквально в обнимку с ботаническим справочником. Например, Белые горы Толкина экологически соответствуют отчасти Альпам, отчасти Балканам. Не очень доверяя себе, я привлекла дипломированного ботаника. 

В общем, мой роман с растениями довольно глубокий.

Станислава Карпухина, специально для BOTSADY.ru, фото: Станислава Карпухина, BOTSADY.ru

Портал BOTSADY.ru работает при поддержке PR-агентства «Гуров и партнёры»